Помню, отцу подарили коньяк «Наполеон», я его выпил, а вместо него налил чай. А через две недели привел невесту знакомить.

Ну, мать накрыла на стол, а отец поставил две бутылки: водку и коньяк и говорит: «Угощайтесь! Нам, – говорит, – с сыном по-мужски водочки, а нашей гостье – коньячок!»
Ну, выпили мы, мать с отцом смотрят на невесту, а та опрокинула рюмку и – хоть бы что!
Мать покраснела и говорит: «И часто вы так пьете?» Невеста говорит: «Каждый день».
Отец крякнул и говорит: «Удовольствие дорогое!» Невеста говорит: «Ну, на это деньги всегда найдутся!»
Я громко говорю: «Может быть, телевизор посмотрим?!»
Отец говорит: «Тут интересней, чем в телевизоре!» И наливает невесте еще.
Она берет двумя пальчиками рюмку и говорит: «Вообще-то я из таких маленьких еще не пила».

У матери со стола нож упал. Я говорю: «Мужик придет». Отец говорит: «Уже пришел!»
А невеста выпила и говорит: «Я так боялась к вам идти, думала не понравлюсь». Отец вежливо говорит: «В общем-то понравились, вот только пьете не много ли?»
Невеста говорит: «Рюмка маленькая, а если бы вы сразу налили мне кружку…»
Отец говорит «Это ж пол моей зарплаты!» Невеста говорит: «Вы что, так мало получаете?!» Отец говорит: «А вы?»
Невеста говорит: «Достаточно, чтобы мы с мамой каждый вечер пили!»
Мать, достав нож, теперь уронила вилку. Я говорю: «Женщина придет!» Отец говорит:
«Не дай, бог!»
А невеста говорит: «У нас семейная традиция: собираемся вместе и пьем! Только мы любим, чтоб он был горячий!»
У матери тарелка упала. Я говорю: «На счастье!» Отец говорит: «Оно уже здесь!» Мать говорит: «И большая у вас семья?»
Невеста говорит: «Еще бабушка и сестра, а отец от нас ушел – он пил много!»
Мой отец говорит: «А вы, значит, не много?!» Невеста говорит: «Ну, чашки две выпиваю».
Он говорит: «Это ж полбутылки!» Невеста говорит: «Ну и что, главное, вечером ничего не есть!»
Мать говорит: «Так вы и без закуски еще?!» Невеста говорит: «Ну почему, у нас варенье».
Отец говорит: «Его хорошо с лимоном». Невеста говорит: «С лимоном у нас бабушка пьет. Восемьдесят лет, а пока не выпьет, спать не ложится!»
Тут отец встал и говорит: «Приятно было познакомиться». Невеста говорит: «И мне тоже. Спасибо за чай!»

«Какой чай?!» – вскричал отец. И тут только все понял.
Посмотрел на меня волком, а я говорю: «А что он стоит и стоит полгода, я и выпил, чтоб он не прокис!»
Но думаю, что произнес я это неубедительно, потому что подзатыльник я все-таки получил!"

— У меня к тебе доверительный разговор, — сказала жена и посмотрела на дочь.

Та быстро прошмыгнула с кухни. Я положил себе вторую сосиску, помазал ее горчицей и уставился на жену.

— У тебя будет зять! – сказала жена таким голосом, каким на парадах диктор говорит «…на площадь вступают гвардейцы-танкисты!».

Я чуть не подавился своей сосиской.

В принципе, я догадывался, что зять у меня когда-нибудь будет. Зять – это хорошо. Про зятя я хоть что-то понимаю. А то вон в деревне у меня есть родственник, так тот вообще, как оказалось, — деверь. Я не знаю, что это такое. А зять – нормально. Ему можно сказать: «Зять! Давай выпьем!» Он скажет: «А давай, тесть!» Мы с ним махнем по сто грамм и я поделюсь с ним сосиской. Или пельменями. Их я тоже мажу горчицей и ем.

Вообще, жена меня кормит, в основном, сосисками, но иногда дает пельмени. Ничего другого она не делает, говорит, что все время отдает ребенку. Ребенок, правда, шляется неизвестно где, дошло до того, что мне уже скоро зятя приведут, а я по-прежнему ем сосиски.

— У тебя будет зять, — повторила жена и достала из кармана кусок бумажки, — его зовут Абу.

— Как?! – не понял я.

— Абу, — повторила жена.

Я растерялся. Почему ж это моего зятя зовут Абу, если я хотел Диму. Или Петю. Или, скажем, Толю. Да хоть Семёна! Абу-то почему? Как я буду с ним говорить, когда мы станем втайне от жены и дочери выпивать на кухне? Как я ему, допустим, скажу «Абу, сынок…»?

— Вообще-то, — призналась жена, — Абу – это сокращенно. А полное имя вот тут.

И она пододвинула ко мне затертую бумажку. На бумажке было написано – АБУЭЛЬУАКАР.

— Ты хочешь, чтоб мы его так звали? – удивился я.

— Я ж не виновата, — сказала жена, — что у него мама и папа ненормальные. Кто ж так родных детей называет!

Она пригорюнилась:
— Господи! Растишь-растишь, а потом приходит какой-нибудь (тут она заглянула в бумажку) …Абу-эль-у-а… Черт! И не выговорить же… Что ей было не влюбиться в нашего русского пацана, а?…

Я почувствовал, как у меня за спиной расправляются крылья. У меня ни разу не расправлялись крылья, эти были первые, молочные. Они расправились и я заорал:

— Это все твое воспитание! Я уже сто лет ничего, кроме сосисок не видел, работаю как на каторге, думал, что хоть с дочкой все нормально. Так нет же! И тут дурдом с арабским уклоном! Доверил ей ребенка на свою голову. Имей в виду: раз уж ты все провалила, теперь хоть готовить научись!

— Зачем? – пролепетала жена.

— Надо! – бушевал я. – Еще спрашивает! — будешь передачи в гарем носить!

В общем, мы поругались, дочь куда-то ушла, а я стал думать. По идее, сказал я себе, это ничего, что он араб. Пушкин вообще негром был, а по-французски говорил, лицей окончил. Этот, наверное, тоже какой-нибудь язык знает. Может, он даже шейх или принц (там принцев много, я читал).

И возможно, у него есть нефтяная скважина. Можно будет нормально жить. Можно вообще туда уехать, там тепло и море есть. Чего нам в Москве мерзнуть! Ничего, что араб. Хорошо даже. Они не пьют, а здесь дочь могла бы и за алкоголика выскочить.

— Стоп! – сказал я сам себе. – А с кем мне тогда на кухне выпивать?..
И тогда я решил, что арабы тоже пьют, но немного. Меня это устраивало, я подумал, что пора бы мне уже и посмотреть на моего Абу. На моего Абуэля. На моего, не побоюсь это произнести, Абуэльуакара. И с четвертого раза действительно произнес.

Дочери я на следующий день сказал:
— Приводи. Только попроси, чтоб он пришел в арабской национальной одежде.

— Зачем тебе это? – не поняла дочь.

— Хочу, — сказал я. – Мне интересно. Моя родительская воля. Они там это понимают лучше, чем ты.

— Ладно, — сказала дочь, — я ему передам. Но вообще ты с причудами…

…Про их обычаи в интернете ничего не было, пришлось самому вспоминать все, что знал.

— Не вздумай кормить его пельменями, — сказал я жене, — там свинина, они этого не едят.

— А чем мне его кормить? – спросила она. — Сосисками?

— Сделай плов с бараниной, — с наивным видом предложил я.

Мне всегда нравился плов, но жена его делать, естественно, не умела.

— А как я его, интересно, сделаю? Я ж не умею! – возмутилась она. – Может он польских замороженных овощей поест?

— Учись делать плов, — отрезал я. – До субботы время есть. Он тебе устроит польские овощи! Абуэльуакар – это тебе не я. У них там женщина должна знать свое место. Позовут к столу – хорошо! Не позовут – тоже спасибо! Так-то…

И я снова почувствовал, как у меня расправляются крылья. На этот раз не молочные, а коренные.

…В субботу я сидел в комнате, оглядывая стол. Хотя, стола-то как раз и не было: стол я сложил и вынес на балкон. Еда стояла на полу, на ковре, а вокруг были живописно раскиданы подушки.

Жена на кухне, поминутно заглядывая в книжку, мешала что-то в кастрюле. Дочери не было. Она ушла за зятем. Я еще раз осмотрел ковер, уставленный салатами из магазина, сходил заглянул в кастрюлю и стал думать.

…Мне ведут зятя. Я попытался представить, что такое «ведут зятя» и получилось, что его тянут как корову на веревке, а он упирается и что-то орет. Так мне не нравилось. Может у него есть машина? Если есть нефть, то должна же быть и машина, так ведь? Значит, он сам приедет. Так получалось хорошо, и я стал прислушиваться к звукам во дворе.

— Открой дверь, — крикнула из кухни жена, — звонят, не слышишь, что ли?

Я выглянул в окно, но никакой незнакомой машины там не было. «Значит, на веревке», подумал я и пошел открывать дверь.

— Заходи, Абу, — сказала дочь. – Знакомься, это мой папа.

— Салям алейкум, — сказал я.

На зяте были наверчены какие-то ткани, на голове тоже было что-то непонятное, а на ногах сандали.

— Замерзли, наверное? – спросил я.

— Да уж не май месяц, — ответил Абу на довольно приличном русском языке. — Колотун ненормальный…

— Именно, — ответил я покровительственным тоном северянина. – Москва в феврале – это Вам не Аравия.

— И не говорите, — согласился араб.

«Покладистый» — подумал я и мы пошли в комнату.
Жене он поклонился. Та, тайком заглянув в бумажку, сказала: «Садитесь, Абуэльуакар, пожалуйста. Будьте как дома…» Все посмотрели на ковер.

Я сел быстро, потому что тренировался. Зять с дочерью тоже быстро. Им что! – она молодая, а он – араб. Жена садилась минут десять.

— Как вам в Москве? – спросил я.

— Нравится, — признался Абу.

— А где вы учитесь? — спросила жена.

— В «керосинке», — ответил Абу. – Университет нефти и газа…

«Точно, шейх!» — подумал я.

— А у родителей ваших, что же, — спросил я, — тоже нефть есть?

Араб задумался:
— Вообще-то, у папы в гараже всегда две полные канистры стоят, а больше нету.

— Вы кушайте плов, — сказала жена. – Я его по специальному рецепту делала. Мне теперь интересно, у вас на родине такой же или нет?

Он снова задумался, потом осторожно сказал:
— Вообще-то, я не знаю. Я дома плов не ем.

— А что вы там едите? – спросила жена.

Абу пожал плечами:
— Да то же, что и все… Картошку, селедку, супы всякие… Борщ с салом…

— Как с салом?! – подскочил я. – Почему с салом?! Вам же запрещено!

Зять посмотрел на меня как на больного:
— Кто это мне в родном Конотопе запретит есть сало?

— Подождите, — пробормотал я, сраженный догадкой, — вы что же, не араб?

— Да какой я араб?! – возмутился зять.

Жена открыла рот:
— А одежда эта вот?… Это как?

— Да я вообще ничего не понимаю, — сказал Абу, — Ленка говорит, отец велел прийти в арабской одежде. Откуда я что знаю! Может, у вас тут карнавал с переодеваниями. Я ж одежду по всей общаге искал. А еще и сандали эти. Замерз с вами как цуцык. Прихожу – говорят «салям алейкум», еда на полу стоит… Шо за люди?..

— Подождите, — не сдавался я. – А имя ваше, Абуэльуакар?

— Так то ж не имя, то ж фамилия, — сказал зять, — это у меня от предков, запорожцы кого-то в плен взяли, я и понятия не имею, что оно значит. По паспорту-то я русский. Можно, я хоть с головы-то эту фигню сниму? – вроде, отогреваюсь уже…

Жена грозно кивнула дочери на дверь. Они поднялись и вышли. Я посмотрел на зятя.

— А звать-то тебя как?

— Звать меня Серёга.

Плакали мои нефтяные поля и дом в Аравии. Оно и к лучшему…

— Серёжа, сынок, — сказал я зятю, — давай выпьем!

— Давайте, — сказал Серёга.

Кашич ©️
…………..

Глава 1

- Вы помните, как Вас зовут? - Спросил один из двух докторов, у лежавшего на больничной кушетке человека.

- Ээээ....- Человек задумался, в глазах появился страх. - Нет - испуганно ответил человек. - Не помню - И человек попытался встать.

- Нет, нет, лежите. Всё в порядке. Вы в больнице, но ничего страшного с Вами не произошло, не переживайте, я просто задам Вам несколько вопросов. Какое сейчас время года?

- Время года? - Переспросил человек и посмотрел в окно - Ээээ. ..лето? Я...я не знаю.... Не помню. Я ничего не помню.

- Спокойно. Такое бывает. Мы вызвали Вашу жену, Она скоро приедет.

- Жену? Чью жену? - Удивленно спросил человек - У меня есть жена?

- Не нервничайте. Полежите отдохните. Я скоро к вам зайду снова.

- Амнезия - Сказал один доктор другому.

Глава 2

- Где мой муж? Где Семён? Что с ним? Что случилось?? - В кабинет врача ворвалась перепуганная женщина. - Что произошло??

Доктор встал навстречу
- Здравствуйте. Ваш муж в порядке. Не беспокойтесь. Его нашли несколько часов назад, спящим в парке, на скамейке. Без документов. Он не смог ответить ни на один вопрос. Вызвали "скорую". Привезли к нам, в психиатрию. У него скорее всего временная амнезия и потеря в пространстве,  вследствие чего пока не ясно. Мы сейчас делаем все проверки. А пока, пройдёмте вместе к нему. Может быть, увидя Вас, он вспомнит и всё остальное.

Глава 3

- Сеня!! - Женщина со слезами бросилась к мужчине, лежащему на больничной кушетке. - Это я - Катя!!! Ты меня узнаешь?? Узнаешь?? Я твоя жена Катя.

Семён смотрел на женщину не моргая.
- Катя? - неуверенно сказал мужчина.- Простите, Катя, но.... Простите....нет.

- Как же так??? Сеня... - Женщина отошла от мужа и разрыдалась.

- Расскажите ему о вас, о вашей семье, о нем самом. - Сказал доктор, Кате - Желательно больше подробностей, это может очень помочь востановить память.

- Хорошо - Сказала женщина чуточку успокоившись и обращаясь к мужу начала говорить..

- Значит так, тебя зовут Семён, Семён Корин. Мы с тобой женаты уже 14 лет... - И Катя снова заплакала - У нас трое детей: Костя, Жанна и младшенький Сашка. Мы живем вместе с моей мамой Людмилой Сергеевной. Ты работаешь на заводе по производству мебели, а вечером подрабатываешь грузчиком в магазине рядом с нашей однокомнатной квартирой. Мы ее купили по ипотеке четыре года назад. Помнишь?

- Не помню, я ничего не помню - Сказал Сеня - Он закрыл глаза и откинулся головой на подушку. - Ничего не помню - Сказал он тихо уставшим голосом.

- На сегодня - достаточно! - Сказал доктор. - У него шок. Он пока не понимает, что происходит. Для востановления памяти требуется время. Не беспокойтесь Екатерина, мы сделаем все нужные проверки. Ему нужно отдохнуть. Пусть неделю полежит у нас. Потом будет видно. В следующий раз, как придёте,  принесите ему какие-то его любимые вещи, книги, фото.... Чтоб заработала ассациативная память. Ему нужен покой и время. Время и покой.

Глава 4

Открылась дверь в палату и вошла Катя. Она приходила на час каждый день, показывала фото.  Рассказывала их общие истории.

Вот и сейчас она пришла, принесла книгу рассказала, что старший сын принес снова двойку, не хочет учиться, что с дочкой снова поругалась, а младший устроил истерику в магазине игрушек. Что ее мама забыла выключить телевизор и он снова перегорел. Придётся снова вызывать мастера. Что на работе уже интересуются, когда же он вернётся. ..

Уже уходя Катя спросила:
- Ну что? Впомнил хоть что-то Сеня?

- Нет, пока ничего - С сожалением сказал Сеня.

Катя вышла. Сеня откинулся на подушку

***
Уже пятый день Семён находился в клинике. С утра он шел завтракать, потом выходил во дворик гулять. Ему давали какую-то таблетку. Он возвращался в палату, ложился и снова засыпал до обеда.

- Вот это - Отпуск!!! А не долбанная Турция с детьми и тещей на 3 дня как в прошлом году,  - Прошептал сам себе Сеня, он тогда устал больше, чем отдохнул, еще недельку и придётся всё "вспомнить"...а пока....пока, он взял  принесенный женой планшет, включил фильм и улыбнулся.

В палату вошел доктор.
- Ну, что Сень? Как дела?

- Норм. Отдыхаю. Слушай, спасибо Борька. С меня бутылка.

- Да, ладно. А для чего же ещё нужны бывшие одноклассники? Скоро ужин. Не пропусти дружище.

Стас Вольский

Врачебная ошибка...

В январе к Антоновне пришел климакс. Поначалу никаких особых проблем это событие не принесло. Не было пресловутых приливов и отливов, потливости,
учащенного сердцебиения, головных болей. Просто прекратились месячные и все: здравствуй, старость, я твоя!
К врачу Антоновна не пошла, и так много читала и знала, что к чему. Да и подруги о себе часто рассказывали, делились ощущениями. Тебе, говорили,
Антоновна, крупно повезло. Это же надо, так легко климакс переносишь!
Как сглазили подруги. Стали вскоре происходить с Антоновной странные вещи. Понимала она, что это гормональные изменения в организме, которые
бесследно не проходят. Отсюда, наверное, и беспричинная смена настроения, и головокружение, и слабость.
Все труднее стало Антоновне наклоняться к внучке Лизоньке, аппетит пропал, спина болеть стала как-то по-новому. По утрам часто отекало лицо, а по вечерем - ноги.
Какое-то время на свои недомогания Антоновна особого внимания не обращала. Первыми забили тревогу невестки: какая вы, мама, квелая стали, бледная.
Сходите к врачу, сделайте УЗИ, не тяните, с такими делами не шутят!
Антоновна молчала. Сомнения, что с ней что-то неладно, и так уже давно поселились в ее душе. А тут еще стала сильно болеть грудь, ну просто огнем горит,
не дотронуться. Низ живота тянет, спать не дает. Часто бессонными ночами под мерное похрапывание мужа, лежала Антоновна на спине, уставившись в потолок,
и тихо плакала, думая о будущем и вспоминая прошлое.
Ну как же не хотелось ей умирать! Ведь только пятьдесят два еще, до пенсии даже не дотянула. С мужем дачу начали подыскивать, решили на природе побольше побыть.
Сыновья такие замечательные, на хороших работах. Невестки уважительные, не дерзят, помогают седину закрашивать, советуют, что из одежды купить, чтоб полноту скрыть.
Внучка единственная, Лизонька, просто золотая девочка, не нарадоваться. Фигурным катанием занимается, в первый класс осенью пойдет. Рисует хорошо, уже вязать умеет –
бабушка научила.
Как же быстро жизнь пролетела! Кажется Антоновне, что и не жила еще совсем. Вот младшего сына только что женила, еще детей от него не дождалась, а тут болезнь,
будь она неладна! Утирала Антоновна горячие слезы краем пододеяльника, а они текли и текли по ее щекам. По утрам под глазами образовывались синие круги, лицо потемнело, осунулось.
***
Кое-как пережила Антоновна весну и лето, а к осени совсем ей плохо стало. Одышка, боль в спине страшная почти не отпускает, живот болит нестерпимо.
Решилась, наконец, Антоновна записаться на прием к врачу и рассказать о своих страданиях мужу.
В женскую консультацию Антоновну сопровождала почти вся семья. Муж, Андрей Ильич со старшим сыном остался в машине, а обе невестки ожидали ее в коридоре.
С трудом взобравшись на смотровое кресло и краснея от неловкости, Антоновна отвечала на вопросы докторши: когда прекратились месячные, когда почувствовала
недомогание, когда в последний раз обследовалась. Отвечала Антоновна долго, успела даже замерзнуть на кресле, пока докторша заполняла карточку, мыла руки,
натягивала резиновые перчатки.
Докторша осматривала Антоновну основательно, все больше хмурясь и нервничая. Потом бросила короткое «одевайтесь» и подсела к телефону. Антоновна
трясущимися руками натягивала непослушную юбку и с ужасом слушала разговор докторши.
- Онкодиспансер? – кричала та в трубку. – Это из пятой. У меня тяжелая больная, нужна срочная консультация. Срочная! Да, да… Видимо, последняя стадия.
Я матки не нахожу. Пятьдесят два… Первичное обращение. Да, не говорите… Как в лесу живут. Учишь их, учишь, информация на каждом столбе, а лишний раз к врачу
сходить у них времени нет. Да, да, хорошо, отправляю.
Закончив разговор, докторша перешла к столу и стала оформлять какие-то бумаги.
— Вы сюда одна приехали, женщина?
— Нет, с мужем, с детьми, на машине мы, — тихо ответила Антоновна онемевшими губами. Только сейчас почувствовала она сильнейшую боль во всем теле.
От этой боли перехватывало дыхание, отнимались ноги, хотелось кричать. Антоновна прислонилась к дверному косяку и заплакала. Акушерка выскочила в коридор и крикнула:
— Кто здесь с Пашковой? Зайдите!
Невестки вскочили и заторопились в кабинет. Увидев свекровь, все поняли сразу. Антоновна плакала и корчилась от боли, словно издалека доносились до нее
обрывки указаний докторши: немедленно, срочно, первая больница, онкология, второй этаж, дежурный врач ждет… Вот направление, вот карточка…
Очень поздно, сожалею… Почему тянули, ведь образованные люди…
В машине ехали молча. Андрей Ильич не стесняясь шмыгал носом, время от времени утирая слезы тыльной стороной ладони. Сын напряженно всматривался на дорогу,
до боли в пальцах сжимая в руках руль.
На заднем сидении невестки с двух сторон поддерживали свекровь, которую покидали уже последние силы. Антоновна стонала, а когда боль становилась совсем
нестерпимой, кричала в голос, вызывая тем самым у Андрея Ильича новые приступы рыданий.
Иногда боль на несколько мгновений утихала, и тогда Антоновна успевала увидеть проплывающие за окнами машины пожелтевшие кроны деревьев.
Прощаясь с ними, Антоновна мысленно прощалась и с детьми, и с мужем, и с внучкой Лизонькой. Уж не придется ее больше побаловать вкусными пирожками.
А кто теперь поведет ее в первый класс, кто встретит родимую после уроков? Кто обнимет ее крепко-крепко, поцелует, восхитится ее первыми успехами?..
***
В диспансере долго ждать не пришлось. Антоновну приняли сразу. Семья в ужасе, не смея присесть, кучкой стояла у окна. Андрей Ильич уже не плакал,
а как-то потерянно и беспомощно смотрел в одну точку. Невестки комкали в руках платочки, сын молча раскачивался всем телом из стороны в сторону.
В кабинете, куда отвели Антоновну, видимо, происходило что-то страшное. Сначала оттуда выскочила медсестра с пунцовым лицом и бросилась в конец коридора.
Потом быстрым шагом в кабинет зашел пожилой врач в хирургическом халате и в бахилах. Затем почти бегом туда же заскочило еще несколько докторов.
Когда в конце коридора раздался грохот, семья машинально, как по команде, повернула головы к источнику шума: пунцовая медсестра с двумя санитарами быстро
везли дребезжащую каталку для перевозки лежачих больных. Как только каталка скрылась за широкой дверью кабинета, семья поняла, что это конец.
Андрей Ильич обхватил голову руками и застонал, невестки бросились искать в сумочках сердечные капли, у сына на щеке предательски задергался нерв.
Внезапно дверь кабинета снова распахнулась. Каталку с Антоновной, покрытой белой простыней, толкало одновременно человек шесть-семь. Все возбужденные,
красные, с капельками пота на лбах. Бледное лицо Антоновны было открыто. Ужас застыл в ее опухших глазах. Оттолкнув невесток, Андрей Ильич бросился к жене.
Пожилой врач преградил ему дорогу.
— Я муж, муж, — кричал Андрей Ильич в след удаляющейся каталке. — Дайте хоть проститься. Любонька, милая моя, как же так, мы же хотели в один день…
— Дохотелись уже, — медсестра закрывала на задвижку широкую дверь кабинета. – Не мешайте, дедушка, и не кричите. Рожает она. Головка вот-вот появится...
***
В родильном зале было две роженицы: Антоновна и еще одна, совсем молоденькая, наверно, студентка. Обе кричали одновременно и так же одновременно,
как по приказу, успокаивались между схватками. Вокруг каждой суетились акушерки и врачи. Пожилой профессор спокойно и вальяжно ходил от одного
стола к другому и давал указания.
— И за что страдаем? – спросил профессор у рожениц во время очередного затишья.
— За водку проклятую, она во всем виновата, зараза, — простонала студентка.
— Ну, а ты, мать? — обратился профессор к Антоновне и похлопал ее по оголенной толстой ляжке.
Антоновна помолчала немного, подумала, а потом тихо, ибо сил уже не было совсем, прошептала:
— Да за любовь, наверное. За что ж еще? Вот день рождения мой так с мужем отметили. Пятьдесят второй годок. Побаловались немножко…
— Не слабо, нужно сказать, побаловались, — усмехнулся профессор. — Так неужели, и правда, не замечала ничего или хитришь?
— Да что вы, доктор! Если б я знала, если б только подумать могла!.. Стыд-то какой! Ведь я уже бабушка давно. И толстая такая с самого детства,
меня-то из-за фигуры по имени с двадцати лет никто не звал, только по отчеству... Уверена была, что у меня климакс и онкология в придачу.
Вот и в консультации матки не нашли, сказали, что рассосалась, рак, последняя стадия...
— Срак у тебя, а не рак, — профессор раздраженно махнул рукой. – Все мы живые люди, и, к сожалению, врачебные ошибки еще иногда имеют место быть.
Но хватит разговаривать. Тужься, мать, давай, тужься. Твоя ошибка хочет увидеть свет!
***
Акушерка вышла из родильного зала довольная и исполненная важности. Будет что подружкам рассказать –- не каждый день в наше время бабушки рожают.
— Пашкова Любовь Антоновна. Есть родные?
— Есть, — хором ответила семья, делая шаг вперед.
— Поздравляю, — с откровенным любопытством разглядывая мужскую часть семьи, сказала акушерка. — А кто отец-то будет?
— Я, — хрипло, не веря еще всему происходящему, прошептал Андрей Ильич.
— Он, – одновременно ответили невестки, указывая на свекра.
– Обалдеть, — не удержалась от эмоций акушерка и добавила уже с явным уважением. — Мальчик у вас. Три пятьсот. Рост пятьдесят один сантиметр.
Накрывайте поляну, папаша. Еще бы часик и неизвестно, что было бы… К самым родам поспели. Вот чудеса так чудеса. Зачем только в онкологию везли, не понимаю...
Ольга Клионская.

«Русский Робинзон: потрясающая реальная история 1847 года»

В 1847 году 24-летний дерзкий столичный хлыщ, потомственный дворянин, отставной гусар Сергей Лисицын ступил на палубу корабля под Андреевским флагом,
стремясь попасть в Америку. Был принят в офицерской кают-компании дружелюбно, но в пьяном виде наговорил дерзостей командиру корабля и стал подбивать
матросов на мятеж. Капитан приказал скрутить подстрекателя, завязать глаза и высадить на пустынный берег, с запиской…
Когда арестант освободился от пут и сорвал повязку с глаз, на горизонте он увидел уходящий корабль. Благородный капитан оставил ему чемодан с одеждой,
три пары сапог, тулуп (Охотское море – не тропический океан), пару пистолетов, шашку, кинжал, запас сахара и чая, золотые карманные часы, складной нож,
пуд сухарей, две фляги с водкой, чистые записные книжки, бритвенный прибор, огниво, запас спичек и даже 200 гаванских сигар.
Ко всему этому прилагались отличное ружьё с 26 зарядами и записка командира корабля: «Любезный Сергей Петрович! По Морскому уставу вас следовало бы осудить на смерть.
Но ради вашей молодости и ваших замечательных талантов, а главное, подмеченного мною доброго сердца я дарю вам жизнь…Душевно желаю, чтобы уединение
и нужда исправили ваш несчастный характер. Время и размышления научат вас оценить мою снисходительность, и если судьба когда-нибудь сведёт нас снова,
чего я душевно желаю, то мы не встретимся врагами. А. М.».
Дворянин Лисицын сроду ничего не делал своими руками: в имении его обслуживали крепостные, в полку опекал денщик. Зная, что корабль шёл по Охотскому морю,
он надеялся, что его оставили на одном из клочков суши гряды Алеутских или Курильских островов. Но вскоре убедился, что его положение хуже некуда.
Он был зажат судьбой в клещи двух морей. Перед ним плескалось холодное Охотское море, а за спиной шумело дремучее «зелёное море тайги».
А в ней – медведи, волки, рыси, ядовитые змеи…
За неделю «русский Робинзон» устроил себе дом с печью, смастерил мебель. Сделал пращу, лук и стрелы (благоразумно решив беречь патроны к ружью).
И правильно – зимой в его дом рвалась голодная волчья стая – убил из ружья 8 хищников в упор. А перед этим подстрелил медведя, обеспечив себя тёплой шубой
и запасом медвежатины. Ловил рыбу, собирал и сушил грибы.
12 апреля Сергей Лисицын прогуливался по берегу, оценивая последствия весенних штормов, и увидел лежащего ничком человека. Без сил и чувств.
Выяснилось, что Василий, так звали несчастного, – с транспорта, шедшего в Русскую Америку. Судно дало течь, все с него сбежали, а его с сыном забыли.
Корабль нашли неподалёку. Помимо 16-летнего паренька на нём оказались две овчарки, коты, 8 холмогорских коров, бык, 16 волов, 26 овец, запасы продуктов,
инструменты, семена ячменя и ржи, а ещё оружие, телескоп, две подзорные трубы, самовар, строительный и огородный инструмент.
Семь месяцев одиночества напрочь выветрили у «барина» всю дворянскую спесь. С таким хозяйством и ещё с двумя парами крепких и умелых рук они за лето
не только обновили дом и баню, но и научились делать масло, сметану, сыр и творог. Вспахали поле и собрали урожай ячменя и ржи.
Организовали обильный лов морской и речной рыбы. Начали сбор и переработку грибов, ягод и лесных трав. Словом, зажили трудовой коммуной.
….В 1857 г. писатель Александр Сибиряков встречался с гостеприимным хозяином медных и золотых приисков в Приамурье Сергеем Лисицыным.
Залежи медной руды и золота тот когда-то нашёл, будучи в одиночестве. Он был назначен правительством ещё и управляющим этими землями. Василий «Пятница» был при нём.
Его сын учился в Московском университете.
А в Петербургском университете за счёт Лисицына учились оба сына командира корабля, который когда-то высадил смутьяна-гусара на пустынный берег.
Став богатым человеком, Сергей Лисицын нашёл старика, проводил его в последний путь и взял на себя все заботы о его детях.
(Из инета по книге  Николая Сибирякова "Русский Робинзон.")

Вере Петровне позвонили . Администрация завода , где она проработала 50 лет, хотят ее поздравить и вручить подарок к ее 75-тилетию.
Как же она обрадовалась ! Десять лет как не работает , а ее вот вспомнили ! Поздравлять будут ! Да пусть даже просто открытку вручат , и то приятно будет .
И вот настал этот день. Вера петровна оделась нарядно , даже губы накрасила , и пошла пораньше , чтоб не опоздать . Таких как она - " именинников " ,
собралось шесть человек . Все друг друга знают , как же были рады встрече ! Зам. Директора сказал поздравительную речь , и вручил конвертики , с тысячной купюрой .
Далее женщина из отдела кадров повела их обедать в заводскую столовую. Накормили обедом , так сказать вспомнили заводскую кормешку.
И в конце вручили по "продуктовому набору" : пять видов круп по 1кг , пакет муки 2кг , рыбные консервы 3шт, и стеклянная банка яблочного сока 3литра.
Все это конечно хорошо , приятно , нужные продукты , но как все это донести до дома ? Приветливая женщина из отдела кадров говорит : "Милые женщины ,
не переживайте , можете что-то оставить у меня в кабинете , потом еще раз придете или приедете и заберете . Не волнуйтесь , ничего не пропадет !"
Вера Петровна в жизни всякое видала , и даже в душе усмехнулась этому предложению . Ага , оставь вам , и потом ничего не найдешь ! Решила все забрать сразу .
Целлофановый пакет из супермаркета всегда был при ней . На пакете написано , что выдерживает 10 кг , сложила крупы , муку и консервы , а банку сока взяла под мышку .
И пошла потихоньку осторожно ступая по обледенелому тротуару .
Жила Вера Петровна через две остановки от завода , и всю жизнь конечно же ходила пешком . И сейчас тоже решила пойти , как в автобус залезть , руки то обе заняты .
Нести тяжело , а на душе радостно . И сок этот ей вроде и не нужен , три литра . Своего заготовила много , яблоки нынче уродились . Но раз дали - надо брать , пригодится !.
И крупы они такие не едят - чечевица да ячка , да еще какая то незнакомая крупа , ничего , все пригодится ! Вера Петровна дошла до поворота , отдохнула .
Вот сейчас перейду эту маленькую дорогу , как раз машины стоят , ждут когда светофор загорится . Перейду вот так , наискосок , так ближе ,
до пешеходного перехода далеко идти . На дороге ледяная колея , ступает осторожно .
За рулем дорогой красивой машины , перед которой пыталась перейти дорогу Вера Петровна , сидел молодой парень , рядом его подруга. И наверно им смешно было смотреть на раскорячившиюся посреди дороги бабку , и он зачем то нажал на сигнал . Резко , громко, неожиданно ! Вера Петровна вздрогнула , дернулась , поскользнулась на колее ,
сделала витиеватый пируэт ногами и руками и грохнулась на дорогу . Банка разбилась . Сама она упала на пакет ,от чего два мешочка с крупами лопнули и посыпались на дорогу .
Пакет муки треснул .
Вера Петровна поднялась на ноги , повернулась лицом к дорогой красивой машине . Сквозь работающие "дворники " , сметающие снег с лобового стекла на нее
смотрели и давились от хохота молодой парень и его подруга , махали ей руками , мол пошла быстрее с дороги , чего встала . Они сквозь гремящую в салоне музыку
и собственный хохот не могли слышать что говорила эта бабка , могли только видеть ее красное гневное лицо . Вот она наклонилась , видимо будет собирать свою авоську ,
и парень опять нажал на сигнал .В голове у бабки будто что-то взорвалось . В одно мгновенье вспомнились рассказы ее отца фронтовика , как он метал гранаты
в фашистские танки , как учил ее никогда не давать себя в обиду . Вера Петровна действительно подняла с земли пакет с крупой , и тыкнув в него пальцем ,
чтоб посыпалась крупа , размахнулась и метнула его в лобовое стекло красивой машины . Потом следующий пакет . Парень сигналил , но выйти боялся .
Вера Петровна бросала и бросала , когда кончилась крупа она подняла пакет с мукой и это было круто , она забросила его на крышу машины, треснувший пакет рассыпался ,
покрыв почти ровным слоем весь мокрый от снега автомобиль . Убедившись , что все " снаряды"закончились Вера Петровна подняла консервные банки ,
и держа в руке одну как бы думая куда ее запульнуть , вдруг увидела такой ужас в глазах парня за рулем . Видимо такие же глаза были у фашистов при виде наших солдат.
Положила их в сумочку , отряхнула руки , перешла дорогу и поковыляла домой . Дышалось легко , и на душе успокоение . А крупы такие они все равно не едят ,
соков своих полно, еще и вкуснее магазинных . И гаденыша этого наказала , папа был бы доволен .
Давно горел зеленый сигнал светофора , большую красивую машину все обьезжали и рассматривали улыбаясь . Парень так и не вышел из машины ,
все звонил кому то по телефону . " Дворники" устало размазывали по лобовому стеклу белую жижу .
А вечером неожиданно приехал внук . Привез торт и шампанское . "Бабуль , я думал ты только пирожки вкусные умеешь печь , а ты у меня еще и с гранатой на танк сможешь!
В ютюбе тебя показали!"
Вера Петровна теперь местная знаменитость .
Ох , кто же может знать на что способна "старая гвардия" в минуты отчаяния . Лучше никому не знать.
С просторов Интернета

ЦЕНА МАСТЕРА
Однажды, на одной из фабрик вышел из строя важный агрегат. Каких только специалистов не приглашал фабрикант, но никто не смог его починить.
Так как хозяева из-за простоя несли большие убытки и другие инженеры сделать ничего не смогли, они пригласили самого известного мастера в округе.
Ему обещали заплатить 1000 долларов, огромные деньги по тем временам.
Аккуратно и методично он начал простукивать различные участки машины, внимательно прислушиваясь к звукам, которые издавала металлическая поверхность.
За десять минут он простучал датчики давления, термостаты, подшипники и соединения, где, как он предполагал, находится повреждение.
Затем он подошёл к одному из коленчатых соединений и нанёс легкий удар молотком.
Эффект был мгновенным.
Что-то сдвинулось, и машина заработала.
Хозяевам стало жалко платить 1000 долларов за один удар молотком, они чувствовали себя одураченными. Тогда они решили схитрить и предложили мастеру написать счёт,
чтобы затем его попытаться оспорить.
Мастер взял лист бумаги и написал следующее:
За удар молотком — 1 доллар, за знание, куда ударить — 999 долларов.
Хозяева выплатили гонорар полностью.
Все гениальное всегда максимально просто.
Из сети.

Андрей с Натальей, ну, прям, сразу хорошо жить стали.
Полюбили. Свадьбу хорошую сыграли. И с первого же дня – в своём доме. Андрей его вместе с отцом поставил. Высокий дом получился, статный какой-то,
с глазастыми окнами, смотревшими во двор и на улицу. Двор просторный, покатый чуть, с клумбами–цветочками. А на задах постройки для скотины и огород немаленький,
тянувшийся ровными грядками туда, где солнце вставало.
Хозяевам чуть за тридцать, а у них уже шестеро ребятишек в доме и по двору шуршат. И это тоже – правильно.
Но тут вдруг Андреева сестра младшая, Верка непутёвая, жившая в соседнем селе и ежегодно рожавшая невесть от кого, угорела от водки – не проснулась
однажды утром после очередной ночной гулянки.
Чё тут разговоры разговаривать? Андрей собрался. Поехал. Наталья-то куда от детей и от хозяйства. Похоронил. Всё как надо, по-людски. И домой приехал.
Стоит на пороге, а впереди руками четверых племяшей с племяшками обнимает. Младшему, Вовочке, четыре.
Наталья на стул села молчком и смотрит. И дети – тоже молчат и смотрят. Чего им ещё делать-то?
Наталья руки фартуком отёрла да и говорит:
– У меня ж даже соли не хватит, чтобы щи на всю ораву посолить.
– А мы их, эт самое, и несолёный похлебаем, – Андрей жене отвечает. А сам улыбается.
Ну и Наталья улыбаться стала. А чё ей делать-то?
Двоюродные же кинулись к прибывшим и раздевать–раскутывать их стали.
Нормальная такая семья получилась, когда дети перемешались все. И главно не много-то их получилось: всего десять на такой домище просторный.
Это уже потом, в конце следующего лета, через их село как буря промчался цыганский табор. Полыхнул огнём, всё на своём пути сметавшим. После той бури многие
хозяйки не досчитались цветных половиков, вывешенных на заборы для просушки, кур и уток. А у Свиридовых так даже поросёнка с заднего двора умыкнули!
Только Андрея с Натальей цыгане с приплодом оставили.
Вечером Наталья на крыльцо вышла, а там – свёрток из красного тряпья. Она даже сразу не поняла, что это, потому как тряпки молчали себе молча и – всё.
Когда в доме уже развернула на столе – внутри парнишечка смугленький. Да хорошенький такой. Лежит, кряхтит и глазами антрацитовыми всех вокруг рассматривает.
Андрей через плечо жены заглянул и сказал только:
– А чё? Нормально. Теперь у нас в семье мужиков на одного больше будет, чем баб. Да и колер наш белый разбавит кудрями вороными.
А Вовочка, самый до этого младший, за край стола взялся, подтянулся, рассмотрел младшего брата и говорит:
– Вот нам повезло, скажи, пап! У всех цыгане поукрадали разного, а нам так даже Васеньку в подарок оставили!..
И засуетились все разом, задвигались. Начали новому брату жизнь организовывать.
Дальше-то чё рассказывать? Всё как у всех: дети растут, родители стареют. Андрей вот только раз за разом стол в избе в длину наращивал. Как очередной
сын или дочка в школу идёт, надо же и ему где-то уроки делать. И делали. И старались. И в доме все всё вместе делали.
Когда однажды в школе на собрании учительница заговорила про трудности переходного возраста, Андрей с Натальей (на родительские-то они всегда вместе ходили) переглянулись и застыдились прям оба, потому что все эти трудности прозевали. Осталось только Васеньку не упустить.
А как его упустишь, если всё как надо? В школе – нарядно. В доме он в свои четырнадцать всю мужицкую работу делает и другим всё помочь норовит.
Спокойно, чинно дочери замуж повыходили и к мужьям умелись. Мальчишки тоже переженились и каждый своим домом жить стал.
Васенька в армии отслужил и к старикам вернулся. Хотел в город ехать, дальше учиться – какой там. Каждое лето полон двор внуков, Васенькиных племянников.
А он ждёт всех, как принцев заморских. Готовится…
Качели во дворе поставил. А для маленьких песочницу соорудил. В неё же вёдрами с реки песка промытого натаскал. Ближе же к забору, для мелкоты,
кому ещё на речку нельзя, бассейн выкопал–обустроил. Туда шлангом с утра воды напускал, чтоб согрелась, чтобы дети носами не шмыгали.
А в сельмаге накупил уточек–дельфинчиков, чтоб прям совсем на море было похоже.
Так вся эта орда каждое лето не к деду с бабкой ехать собиралась, а к дядь Васеньке.
А он сядет на корточки у ворот, заросший почти под самые глаза чёрной щетиной, и ждёт. А как увидит очередного племяша или племяшку, каааак раскинет руки во всю ширь,
да как полыхнёт улыбкой своей сахарной, так бегут к нему ребятишки сломя голову, трутся, трутся о колючие щёки, а сами в ухо норовят шепнут: «Ты, дядь Васенька, ждал меня?»
Он же целует, целует каждого и обязательно ответит: «Ещё как ждал! Больше всех!..»
Но самое большое счастье вечером случается, когда посуда перемыта, дети накупаны и надо спать идти.
Дети, все до единого затаились и ждут. Встаёт дядь Васенька тогда и говорит громким голосом:
– Нуууу… кто сегодня со мною ночевать на сеновал идёт?..
И тут орут все. Орут, наверное, так, как раньше «ура» на демонстрациях кричали…
Утром уже, рано совсем, бабка Наталья полезет на сеновал, чтоб проверить, не снесла ли какая-нибудь блудливая курица там яйцо, и увидит:
прямо в середине разостлан огромный такой тулуп и спит на нём совершенно счастливый красивый человек. А вокруг, как цыплята, ребятишки к нему жмутся –
к лицу, рукам, ногам. И спяяяят все. Все двенадцать.
А чё?
У Андрея с Натальей уже одиннадцать внуков народилось…
Автор: Олег Букач

Galina
Какой милый рассказ, Галя!