Державин Михаил
,, Я везучий .Вспоминаю, улыбаюсь,
немного грущу''.
У нас всегда был полон дом людей.
Причем таких звезд!
Но – увы – мы, дети, этого не понимали.
Для нас они были
всего лишь дядя Коля, дядя Слава,
дядя Дима.
Только много позже, пожалуй, уже только после школы, понемногу стало приходить понимание, что наши гости, оказывается,
были мировые величины.
Помню, папа нас выстраивал в линейку по головам:
первым – я,
в середке – Анна,
третья – Таня.
Так он демонстрировал нас Рубену Николаевичу Симонову:
«Рубен Николаевич,
вот они мои – Мишка, Анька, Танька».
Рубен Николаевич с нами раскланивался.
Потом нас отправляли в «другую» комнату,
прямо как в «Томе Сойере»,
та комната так и называлась – «другая».
Мы сидели там втроем,
а взрослые веселились в большой комнате, которая по размеру была около тринадцати метров, а маленькая, которая «другая»,
– одиннадцать.
Подумать только – стоило мне выйти из дома, я всякий раз встречался с выдающимися артистами Театра Вахтангова:
они торопились кто на репетицию, кто на съемки,
кто преподавать в училище…
Поэтому с самого детства я был уверен, что главное место на земле – это театр, и все события и происшествия вертятся вокруг него.
Помню довоенную Москву, когда по Арбату проходили праздничные демонстрации и вахтанговские актеры приветствовали демонстрантов.
Многих актеров, снимавшихся в кино, демонстранты узнавали, что-то кричали им, махали руками, флажками.
Я же был убежден, что демонстрация только для того и устроена, чтобы люди увидели любимых актеров.
У нас в доме бывали изумительные люди:
Рубен Симонов, Цецилия Мансурова, которые для меня были просто
«дядя Рубен» и «тетя Циля», Александра Исааковна Ремизова, Виктор Григорьевич Кольцов, Николай Николаевич Бубнов, Галина Алексеевна Пашкова…
К Александре Исааковне Ремизовой наезжал из Ленинграда Николай Павлович Акимов, великолепный режиссер и художник, а в гости к отцу частенько наведывался сам Николай Константинович Черкасов, который для нас, детей, был одновременно неунывающим Паганелем из «Детей капитана Гранта», отважным Александром Невским и жутковатым Иоанном Грозным.
Мы были сами не свои от какого-то волшебного восторга!
На первом этаже жил Андрей Львович Абрикосов,
папин очень большой друг по Театру Вахтангова.
Они вместе снимались в «Великом переломе»,
вместе получили звание лауреата Сталинской премии. Они были не разлей вода. Именно Абрикосов в первом, еще немом фильме «Тихий Дон» играл роль Григория Мелихова.
Андрей Львович – красавец-мужик!
У него была масса поклонников.
И каких!
Он, например, дружил с первым Героем Советского Союза летчиком Анатолием Ляпидевским, с Героем Советского Союза Михаилом Водопьяновым.
У него была масса таких друзей, к которым мы, дети, липли, как тянучка.
Помню, как дядя Миша Водопьянов погрузил всех детей из нашего дома в свой автомобиль с открытым верхом и покатал нас, сделав несколько кругов по окрестным улицам.
Иногда, когда гость мог припоздниться со своим приходом, нас с сестрами заранее укладывали спать, но я-то знал, что придет Черкасов, и только делал вид, что сплю.
Отец приводил его к нам в комнату и тихо говорил:
«Вот, Коля, полюбуйся, мои детки спят».
И я сквозь дрему слышал знаменитый голос, знакомый мне и по радиопостановкам, и по фильмам.
Наверху, на пятом этаже, жил Митя Дорлиак, замечательный друг моего детства.
Его тетя – знаменитая певица Нина Дорлиак – была замужем за великим пианистом Святославом Рихтером.
Тогда он был еще совсем молод, но уже необыкновенно популярен. Взрослые часто устраивали нам праздники, а зимой, с середины декабря до середины января, – елки чуть ли не каждый день в разных квартирах.
Рихтер любил возиться с нами – садился за рояль, импровизировал какой-то музыкальный кусочек и спрашивал:
«Кто это?»
А мы должны были узнать в этой музыке наших знакомых или родственников.
Отсюда, из нашего любимого дома, в 1941 году мы и отправились вместе со всей труппой Театра Вахтангова в эвакуацию в Омск.
Папа приехал позже, поскольку в Москве завершались съемки фильма «Дело Артамоновых»,
где он играл главную роль. Последний спектакль театра, на который меня взяли перед отъездом, был «Фельдмаршал Кутузов», папа тоже играл в нем главную роль.
Долго не смолкали аплодисменты зрителей.
Я был несказанно горд и повторял всем окружающим в зале, указывая пальчиком на сцену:
«Это мой папа!
Это мой папа!..» Меня кто-то поставил на стульчик
(мне тогда было всего четыре года), и все аплодировали, кажется, уже мне,
а я в ответ смущенно твердил:
«Это надо папе!
Это надо папе!» Зал хохотал.
