Новости в Яндексе вряд ли новости...в этом смысле его и вправду не стоит читать. А вообще лишать себя новостей- на мой взгляд прижмуривать глаза. Мне это состояние не нравится. Но у каждого свой вкус, и, соответственно, выбор.

Есть такое понятие, как эмпатия и у каждого она разная. Возможно, что она уже врожденная в какой то степени, но считаю что и жизнь накладывает свой отпечаток. Если человек проживает трудную жизнь, полную душевной борьбы, она тоже сказывается на характере, закаляет, огрубляет его, у тех и степень эмпатии ниже. Это не значит что человек с камнем вместо сердца, просто выработался свой защитный механизм, не дающий переполнять себя эмоциями. Взять тех же врачей, они бы сгорели на работе, если бы каждую беду принимали как собственную

 

Если я тебя правильно поняла, проживший непростую жизнь более черствый человек? По мне, так как раз наоборот. Именно пожившие и пережившие люди смягчаются, становятся более терпимыми и снисходительными к другим.
Только при чем здесь эмпатия?

На нашей планете каждую секунду умирает какое-то количество людей и я должна пребывать в мировой скорби по этому поводу?

Ну так эмпатия же. Она не избирательна, она сразу ко всем.

А как можно понять, что испытывает другой человек, если ты не он сам?  И не дай, бог, обладать таким свойством, если оно есть, потому с ним век твой будет очень короток.

Нет, это потому что журналюги умеют поднести новость как того требует их профессия. Если бы о какой то катастрофе или о чем было сказано вскользь, никто бы особенно не впадал в скорбь. Нас сильно трогает горе тех, которых мы хорошо знаем, если же люди малознакомы или вовсе не знакомы, мы не с такой остротой принимает известия. Ну да, жалко, но ведь особенно никто не убивается, просто жалеют

Как пример, о.Андрей говорит о Нотр-Даме, но это можно отнести и другим событиям

Посвящается нежным душам, скорбящим о Нотр-Даме

Пепел Нотр-Дама ещё не остыл.

«Куда переслать деньги?» – вопрошают некоторые из наших. Это трогательно. И хочется спросить: а вы наши храмы так же жалеете? Советская ведь эпоха оставила нам в наследие множество осквернённых святилищ. В некоторых из них даже «Вий» не снимешь. Потому что стены есть, а купол снесен. Как в унылом «Левиафане» унылого Звягинцева. Сын главного героя регулярно собирается с друзьями внутри порушенного храма. Костёр жгут, выпивают, на гитаре бренчат. А на них печально смотрят уцелевшие святые на облупленных росписях. Из стен деревья выросли. Эти храмы всем жалко? А ведь их много. Я, конечно, понимаю, что подпитывать Афон или вкладываться в наследие ЮНЕСКО веселее как-то. Чувствуешь, что не зря живёшь. Но в этом есть что-то не то. Как в слезах о хромой собаке, при том, что рядом живет хромой родственник, а вот его почему-то не жалко. И слёз нет.

Чтобы храм любить, не нужно, чтоб он сгорел. Его вообще любить надо, независимо от его возраста и культурной значимости. В нём молиться надо. Лучше всего каждое воскресенье. Вот это не всем понятно. «Пойдём обвенчаемся, – говорит у Вампилова в «Утиной охоте» главный герой. – В планетарий». Почему в планетарий? Да потому что храмы сплошь и рядом тогда были переоборудованы в овощные базы и планетарии. Их сегодня уже, быть может, восстановили силами энтузиастов, местных администраций и меценатов. Но тот, кто не стал до сих пор молиться Богу, кто в этих восстановлениях никак не поучаствовал, проезжая мимо, может сказать: «А мы здесь в юности с пацанами пиво пили». И отношение осталось таким же.

«Батя, открой. Нам в туалет надо», – говорит молодая компания у закрытых ворот храма. «Храм уже закрыт», – отвечает сторож. «Так мы сейчас у тебя под стенами нужду справим», – говорят ему. История сегодняшняя. Таксист рассказывал. Русский. И ещё сказал, что был с ними тогда какой-то парень из Азии. То ли таджик, то ли узбек. Он говорит: «Я возле храма мочиться не буду». А русские, говорит таксист, так не сказали. Вот это что такое?

Ведь страшно же, господа. Страшно любить чужие кирпичи и презирать собственную землю с её историей и религией. Страшно быть циничным чужаком на родной земле. Но самое инфернальное, так это бытовое отсутствие страха Божия и полная чуждость молитве. Вы только посмотрите, как яростно иногда сопротивляются появлению новых храмов в спальных районах люди с белой кожей и фамилиями на –ов. Какая аргументация у них? Простая. Собаку негде будет выгулять и колокол меня будет по утрам будить. И ведь на коммунистов уже не всё спишешь. Этих не рожали под звуки Первомайской демонстрации и на Ленинском уроке пионерский галстук не повязывали. А безбожники ещё те. Деньги на Нотр-Дам, кстати, такие тоже могут отослать. Скажите им только номер счёта.

Вот слова Шолохова из «Судьбы человека». Там пленных красноармейцев в храм немцы сгрудили. «И, как на грех, приспичило одному богомольному из наших выйти по нужде. Крепился-крепился он, а потом заплакал. «Не могу, – говорит, – осквернять святой храм. Я же верующий, я христианин! Что мне делать, братцы?» А наши знаешь какой народ? Одни смеются, другие ругаются, третьи всякие шуточные советы ему дают. Развеселил он всех нас, а кончилась эта канитель очень даже плохо: начал он стучать в дверь и просить, чтобы его выпустили. Ну и допросился: дал фашист через дверь, во всю ее ширину, длинную очередь и богомольца этого убил, и ещё трёх человек, а одного тяжело ранил. К утру он скончался».

Написано в 1956-м. Описываемые события имели место в 41-м. Знаменательная картина. Те, что «смеялись, ругались и шуточные советы давали», видимо, без труда бы присели по нужде в углу храма. Совесть бы не мучила. Потому что он для них не свят вообще. Они отродясь на молитве в храме, может, и не были. Вот таким, боюсь, наш народ в некоторой своей части и остался. И жалость к чужому храму это не столько жалость именно к храму, а сентиментальность перед телевизором. Он, телевизор, уже долгое время учит нас лить слёзы над перипетиями сериалов, ужасаться далеким пожарам и землетрясениям, переживать о героях народных ток-шоу. В общем, расточать ресурс эмоциональной отзывчивости на дела далёкие и прямо нас не касающиеся. А замечать то, что под носом, телевизор учить не обязан. Может, конечно, и этому эфирное время посвятить. Но, в целом, не обязан.

Когда же ты начнёшь молиться, русский человек, а начав молиться, полюбишь храм настоящей любовью? И не далёкий храм в чужой стране, а родной, в двух шагах ходьбы находящийся. Когда процент твоих богомольцев преодолеет, наконец, те котом наплаканные жалкие 3, или 5, или пусть даже 7%? Сельские приходы у нас уже потому святые, что нищие, когда попадут в поле твоего блуждающего по новостям взгляда? «Святая Русь» это что, просто тема конференции или предмет исторических воспоминаний? А может, это издевательство? Или филологический штамп, слетевший однажды с уст Владимира Сергеевича Соловьёва и, как птица, кружащий над нашей землёй с укором?

Любовь к храму – это ведь и любовь к кладбищу, что при храме. Это знание судеб тех, кто упокоился на нём, легши в землю раньше нас. Это способ привиться к древу и перестать лежать на земле в виде сухой и безжизненной ветки. Это место, на котором уста твои произносят самые важные слова в жизни: «Помилуй мя, Боже» и «Господи, слава Тебе».

Ну, и ещё. Почти сотню древнейших храмов и монастырей взорвали албанцы в Косово при попустительстве США и союзников. Плачьте о них, если ещё остались слёзы, выплаканные по другим поводам. В ночь, когда горел Нотр-Дам, горел также и православный храм на Харьковщине, сожжённый националистами. И о нём всплакнуть не забудьте, равно как и о тех храмах, что разбиты украинскими снарядами на Донбассе. Расчётные счета у всех этих святынь имеются, если что.

А Квазимодо, так он звонарём был в соборе Сент-Эсташ, что на площади Помпиду. Тоже чудная базилика, почти не уступающая Нотр-Даму по древности. Горбуна «переселил» в Нотр-Дам силой творческой фантазии Виктор Гюго. И если бы писатель не приковал внимание публики к Нотр-Даму, то снесли бы его в 19-м веке безбожные перестройщики Парижа по приказу таких же безбожных буржуа. Как пить дать снесли бы. Такие планы были вполне реальны.

Ну, а Эсмеральду, так ту Гюго целиком выдумал. О ней не плачьте. прот.Андрей Ткачев.