Два года назад мы с женой впервые отправились в Грузию, страну, в которой я ранее никогда не был, но с детства мечтал побывать. Мы летели в самолете с мыслями, отведать местных деликатесов, погулять по Тбилиси, увидеть древние монастыри и красивую природу. Но вот в аэропорту (а приземлились мы ночью) мы столкнулись с неожиданными трудностями. Мы никак не могли найти русскоговорящего человека. Нонсенс, конечно, но вот так получилось. Мы потратили кучу времени и нервов в поисках места продажи SIM-карты и человека, который поможет вставить ее в телефон. Потом, уставшие и сонные, мы долго искали место нашей дислокации в Ивертубани…
В общем, пережив небольшой стресс в наше первое грузинское утро, мы отправились искать магазин, чтобы купить какой-нибудь еды. На улице я заметил, что, когда мы с женой разговариваем по-русски, некоторые прохожие оглядываются на нас. Мне стало неловко. «Может, потому что, это пригород» – подумал я, чужаки и туристы здесь редкость?
Но вот мы заметили маленькую пекарню, где продавали свежеиспеченный лаваш. Людей вокруг – никого. Запах – отличный. На входе – мужчина лет 60 и два молодых здоровых парня. Они с угрюмыми лицами смотрели в нашу сторону. Их внешний вид немного отпугивал, но голод всё-таки поборол нашу неуверенность.
– Давай зайдём, но говорить по-русски не будем, – предложил я жене, – ты просто молчи. А я буду говорить с ними на английском. Быстро закупимся и – домой. Жена согласилась.
– Good morning, – обращаюсь я к хозяину, войдя внутрь.
– По-русски говоришь? – сходу переспрашивает он.
– Да, конечно, – опешив, отвечаю я.
– Меня зовут Гия, проходи, садись, – говорит он, указывая на небольшой круглый столик,   
– Нет-нет, что вы, мы только хотим купить два лаваша. Сколько это стоит?
– Ты домой придешь – хлеб остынет, а этот надо есть прямо из тонэ! (грузинская печь в которой пекут хлеб) Садись!
– Но другие же как-то покупают, – нерешительно возразил я.
– Они рядом живут, – сказал Гия, – садись, поешь! – и протянул мне блюдце с каким-то зеленым соусом.
– Это мой ткемали, такого в магазине не купишь! – объяснил Гия.
Я хотел было твердо заявить, что мы не сядем, но жена замялась, дома еды не было и голод нас опять поборол. Ладно, думаю, позавтракаем. Мы сели и стали руками есть свежий хлеб с любезно предоставленным соусом ткемали. Было очень вкусно. В этот момент Гия что-то крикнул на грузинском своим парням и подсел к нам. Пока я осознавал, что происходит, молодой человек принес тарелку нарезанных овощей и поставил на наш стол.
– Mы это не заказывали, сколько все это стоит? – спрашиваю его.
– Два лари дашь мне за хлеб, остальное – от меня.
– В смысле, от меня? – опять опешил я.
Тем временем второй парень принес бутылку с мутной светлой жидкостью и несколько рюмок. Теперь, уже опешив окончательно от слова «совсем»,
я только спросил:– Это чача?
– Да, чача, – ответил Гия, – попробуй, тоже сам делаю.
– Неудобно как-то, – говорю я, – мы просто зашли купить хлеб…
– Ты наш гость, – ответил Гия, а гость – от Господа! Так у нас принято!
В этот момент оба молодых парня подсели к нам за стол, один из них быстро разлил чачу по рюмкам. Тогда я окончательно понял, что сопротивление бесполезно.
– За Грузию и ее гостеприимный народ! – сказал я торжественно и залпом осушил свою рюмку. Остальные проделали тоже самое.
Тут я вспомнил, что у нас в рюкзаке есть вкусные орешки и халва, которые мы привезли нашим друзьям.
– Доставай! – сказал я жене.
– Но это же для…
– Доставай, – повторил я.
Гие и парням наше угощенье очень понравились. Гия снова сказал что-то на грузинском одному из них, и тот отошел.
– Это мои сыновья, Малхаз и Анзор, – сказал Гия, похлопав по плечу Малхаза, который уже наливал по новой.
Вскоре Анзор вернулся с огромной тарелкой, полной свежих хачапури, и … гитарой!
Мы выпили по второй, и Анзор затянул знаменитое «Тбилисо», причем по-русски, чем меня окончательно добил…
Такой лазурный небосвод
Сияет только над тобой,
Тбилиси, мой любимый и родной.
И Нарикала здесь стоит,
Как память прошлых тяжких дней.
Твою главу венчая сединой.
Гия и Малхаз включились в пение в разных тональностях, создавая такое многоголосье, от которого меня пробило в дрожь и из глаз пошли слёзы.
Я молниеносно достал смартфон, нашел в интернете текст на русском и включился с ними в припев:
Расцветай под солнцем, Грузия моя!
Ты судьбу свою вновь обрела.
Не найти в других краях таких красот,
Без тебя и жизнь мне не мила.
Теперь я заметил слёзы в глазах Гии. Это была настоящая грузинская трапеза с песнями, тостами и вкусной едой. Редко входящие покупатели, чтобы нам не мешать, обслуживали сами себя. Они сами брали, что нужно и тихо уходили, оставляя деньги на прилавке.
Я знал, что грузины – поющий народ, но в тот день «даже листья пели все седой Куре». Мы просидели так часа три. Мы пели на грузинском, на русском, на английском. Узнав, что мы из Израиля, они нашли слова одной очень душевной песни на иврите «Аф рухи бэ кирби» и спели для нас. Некоторые прохожие останавливались поодаль, чтобы послушать, как мы поём.
Никогда я не чувствовал себя таким счастливым, как на той спонтанной трапезе в чужой стране с совершенно незнакомыми людьми. Никогда столько слез радости не проливал! Нам было так хорошо вместе, что мы не хотели, чтобы это заканчивалось. То и дело мы обнимались, как родные братья. Всё было настолько искренне и естественно, что невозможно описать никакими фразами.
Господи, как же мало нам надо для счастья! Немного открыть другу другу сердца, как это сделали Гия и его сыновья. У грузин это как-то естественно получается. A мы можем и должны брать с них в этом пример! До сих пор вспоминаю широкую улыбку Гии, которой он как бы напутствует меня: «Дружище, не стоит таить недоверие. Сделай первый шаг навстречу! И ты увидишь, как изменится мир!»
Аарон Гумник

.......................................................................................
Мне 30 лет, почти 6 из них я провела рядом с ребенком, у которого расстройство аутистического спектра. Я прошла все стадии от «заговорит» и «перерастет» до «все уже заговорили и переросли, а мы нет». Каждую бессонную ночь я анализировала свою беременность и то, что тогда пошло не так. Потом я перешла к стадии анализа родов (где не так пошло все, начиная с того, что мне вообще не хотелось на собственные роды). Потом я искала причину в себе, потом в троюродной бабушке (очень странная была женщина, наверняка ее гены).⁣
⁣
Я читала страшные и не очень истории, возила ее к генетикам, неврологам, психиатрам, и моя жизнь была похожа на кошмарный сон, потому что когда я ждала Веронику, все говорили «вот родится тебе подружка», а Вероника все время кричала и плохо спала (с такими друзьями и врагов не надо!).⁣
⁣
Я, конечно, решила, что ее не возьмут в обычный детский сад и пыталась отдать в частный, но ее и туда не взяли, потому что одна мама прочитала в интернете, что аутизм заразен. Тогда мы стали всем заниматься дома. Вероятнее всего, каждая мама ребенка с аутизмом — это замечательный детский аниматор и целый великолепный цирк, потому что довольно сложно развлекать ребенка, который или хочет все сразу, или не хочет совсем ничего.⁣
⁣
Она ела только гречку. Потом только гречку и бананы. Стала лучше говорить, но в основном — фразами из мультиков. Иногда наизусть цитировала рекламу. И никогда не давала себя обнять или поцеловать. Это было мучительнее всего, потому что я все еще ждала подружку, а не того, кто будет с омерзением вытирать щеку после моего поцелуя и даже тщательно мыть ее с мылом.⁣
⁣
Я очень берегла Веронику, потому что нас никто не любил и не принимал. Все боялись и считали опасными. А еще мне давали много советов, которые пригодились бы, если бы я изобрела машину времени («надо было беременной уезжать в деревню, там воздух чище!»). У Вероники почти не было друзей, кроме тех, кого заставляли с ней дружить из приличия. Она совсем не умела обслуживать себя в бытовом плане. И я очень переживала.⁣

А потом мне пришлось отдать ее в обычный детский сад, где воспитательница, кажется, даже не слышала меня, когда я сказала про аутизм, и прокомментировала это так: «Понятно! Дети бывают разные…». Звучало загадочно!⁣
⁣
За месяц в саду Вероника научилась раздеваться и одеваться сама.⁣
⁣
— Дети бывают разные, — объяснила воспитатель. — Но я же не могу раздеть и одеть каждого!⁣
⁣
Она начала убирать за собой игрушки.⁣
⁣
— Разные, конечно, бывают дети, но иначе я целый день буду ходить и все за ними подбирать.⁣
⁣
Она стала есть первое, второе и компот.⁣
⁣
— Дети разные, а еда у нас одна.⁣
⁣
Ей дали роль на утреннике в детском спектакле, и я слышала, как ответственному за нее ребенку объясняли: «Все разные! Ты растешь быстро, а Вероника помедленнее, так что будем помогать нашей малышке».⁣
⁣
Помогать малышке — это стало очень почетно. На каждой прогулке ко мне подбегал кто-то из детей: «Я поправил Веронике шапку!», «Я помог Веронике застегнуть пуговицы», «Вероника, за тобой пришла мама!», «Вероника, не ешь снег». Через год эти дети пойдут в школу, потом в университет и во взрослую жизнь, и я думаю, это будут замечательные взрослые!⁣
⁣
На родительском собрании, где я постоянно извинялась, мне говорили: «Ну что вы, все дети разные! Мой муж, кстати, тоже говорит очень односложно уже сорок лет!». Нянечка успокаивала меня: «Все разные. Я обожаю вашу Веронику!».⁣
⁣
Они не делали ничего особенного, все эти прекрасные люди. Не обладали специальными знаниями, не прошли десятичасовой вебинар «по улице рядом со мной идет ребенок с аутизмом — что делать в такой нестандартной ситуации?!». Может быть, прочитали пару статей и так решили для себя: «Все разные, Вероника вот такая. Понятно! Надень шапку, Вероника, давай я тебе помогу». И в мире стало на одну счастливую маму больше.⁣
⁣
Спасибо вам, тем, кто спокойно говорит «все мы разные». Так незаметно и буднично, радостно и просто делаются все великие дела. Это вы приближаете мир, в котором быть другим — больше не приговор.⁣..
⁣
Анна Уткина⁣

ИХ МАМА.
Маму свою они очень любили. И Толя и Петя. Только по-разному. Потому что Толе она была женою, а Пете настоящей мамой. Но оба звали её именно так. И всегда — «мама».
А Оля, так маму и звали, часто называла их «мои мальчики».
И все трое друг друга берегли, потому что были семьёй. Настоящей. Можно даже сказать, что — образцово-показательной семьёй.
Петя в школе учился. Толя работал, только дома, за компьютером. Это потому, что маме Оле тяжело же было одной управляться с домом, вот Толя ей и помогал. Во всём. Надо должное и Пете отдать. Он тоже старался. Например, за хлебом-молоком и мусор — это Петино святое.
Каждый день после уроков Толя сына из школы забирал.
К самой-то школе, разумеется, не подходил, чтобы не позорить Петю. Стоял за забором и ждал. Когда же однажды Петя вышел в сопровождении группы товарищей-секундантов, чтобы с Борькой из 6 «Б» драться по-честному, то отец всё понял и подходить не стал.
Тогда Пете сильно от противника досталось. Конечно, Борька же в шестом, а Петя в пятом. Был он почти на голову ниже этого самого Борьки.
Когда Толя дождался окончания драки, и они вместе пошли домой, то сначала долго молчали. Оба. Потом отец, сочувственно глядя на сына, не выдержал и спросил:
— Больно?..
У Пети под глазом рдел приличный синяк, который пока ещё был не синяком, а полуфабрикатом. Из носа предательски подтекало красное. Петя шмыгал соплями, и красное стремительно возвращалось в исходное положение, но ненадолго.
Было на самом деле больно. И обидно — очень. Кто дрался и был побеждён, да ещё при свидетелях, тот поймёт. Но Петька честно ответил:
— Больно, конечно…
Потом опять помолчали. А затем одновременно повернулись друг к другу и хором сказали:
— Только ты маме не говори!..
И уже не так больно стало Пете. А Толя почувствовал, что любит сына так сильно. Почти как Олю. Или даже сильнее, но по-другому только.
По дороге домой зашли в аптеку и прикупили всё необходимое, чтобы «и сокрыть, и залечить боевые раны и увечья».
И Оля ничего не заметила.
В тот вечер, когда настало время читать, Петя пришёл в комнату родителей, Они уже легли, и в этот раз Петя лёг не между ними, а с краю, загородившись от мамы папой.
В этот вечер читала Оля. «Хижину дяди Тома». Читала как всегда, вдохновенно и нежно. И Петька себе представлял, сколько же страданий перенёс в своей жизни негр Том, а у него всего лишь два синяка. Да и те — маленькие.
Когда уже спящего сына Толя перенёс в его комнату и улёгся рядом с Олей, погасив свет, та из темноты спросила:
— Подрался?..
Толя помолчал от неожиданности, а потом так же в темноту ответил:
— Угу, с Борькой-шестиклассником.
Теперь помолчала Оля. Затем снова спросила:
-Но хоть за дело?
— Не знаю, не рассказывал пока. Думаю, завтра поговорим.
Опять пауза. Но оба чувствуют, что разговор продолжается. И снова звучит во тьме голос Оли:
— А держался-то хоть достойно?..
— О, да!.. — только и мог ответить Толя.
— Ну, слава Богу, — со вздохом проговорила Оля и повернулась на бок.
Каждый год, к дню рождения Оли, её мальчики готовили для неё сюрпризы. Толя накрывал роскошный парадный стол, а Петя рисовал картину, на которой обязательно были изображены они все втроём то на палубе корабля в бушующем море, то в волшебном лесу на поляне, то даже в космическом корабле. И всегда мама была командиром в их экипаже.
В этом году Петя решил, что уже вырос из детских картинок и захотел подарок маме купить. А деньги? Источник заработка он нашёл тоже сам.
Целых два месяца ходил вечером в соседний магазин и помогал дяде Кайрату убирать там мусор в подсобке. И выносил его на помойку. За это дядя Кайрат платил ему десять рублей. Через два месяца сумма собралась немыслимо огромная. И Петька пошёл в универмаг, а там купил для мамы брошку. Большую такую, с красными камнями, которые сияли, как солнце, и даже ярче солнца. А когда продавец положила её ещё и в синюю бархатную коробочку, то Петька чуть не задохнулся от восхищения при виде такой красоты.
Когда он, в священный день, раскрыл перед мамой эту коробочку, показал ей «сокровище» и сказал, что купил её на кровные заработанные, та всплеснула руками и так разволновалась, что, когда потянулась к сыну, чтобы его поцеловать, то чуть не вывалилась из своего инвалидного кресла…
… Что? Вы спрашиваете, почему из «инвалидного»? А разве я вам не сказал? У Оли же ног не было. Никогда. С самого рождения…
© Олег Букач

ДЯДЬ ВАСЕНЬКА.
Андрей с Натальей, ну прям сразу хорошо жить стали.
Полюбили. Свадьбу хорошую сыграли. И с первого же дня — в своём доме. Андрей его вместе с отцом поставил. Высокий дом получился, статный какой-то, с глазастыми окнами, смотревшими во двор и на улицу. Двор просторный, покатый чуть, с клумбами-цветочками. А на задах постройки для скотины и огород немаленький, тянувшийся ровными грядками туда, где солнце вставало.
Хозяевам чуть за тридцать, а у них уже шестеро ребятишек в доме и по двору шуршат. И это тоже — правильно.
Но тут вдруг Андреева сестра младшая, Верка непутёвая, жившая в соседнем селе и ежегодно рожавшая невесть от кого, угорела-таки от водки — не проснулась однажды утром после очередной ночной гулянки.
Чё тут разговоры разговаривать? Андрей собрался. Поехал. Наталья-то куда от детей и от хозяйства. Похоронил. Всё как надо, по-людски. И домой приехал. Стоит главное на пороге, а впереди руками четверых племяшей с племяшками обнимает. Младшему, Вовочке, четыре.
Наталья на стул села молчком и смотрит. И дети — тоже молчат и смотрят. Чего им ещё делать-то?
Наталья руки фартуком отёрла да и говорит:
— У меня ж даже соли не хватит, чтобы щи на всю ораву посолить.
— А мы их, эт самое, и несолёный похлебаем, — Андрей жене отвечает. А сам, главное, улыбается.
Ну и Наталья улыбаться стала. А чё ей делать-то?
Двоюродные же кинулись к прибывшим и раздевать-раскутывать их стали.
Нормальная такая семья получилась, когда дети перемешались все. И главное не много-то их получилось: всего десять штук на такой домище просторный.
Это уже потом, в конце следующего лета, через их село как буря промчался цыганский табор. Полыхнул огнём, всё на своём пути сметавшим. После той бури многие хозяйки не досчитались цветных половиков, вывешенных на заборы для просушки, с десяток кур и уток. А у Свиридовых так даже поросёнка с заднего двора умыкнули, проклятые.
Только Андрея с Натальей цыганва с приплодом оставила.
Вечером уже Наталья на крыльцо вышла, а там — свёрток из красного тряпья. Она даже сразу не поняла, что это, потому как тряпки молчали себе молча и — всё.
Когда в доме уже развернула на столе — внутри парнишечка смугленький. Да хорошенький такой. Лежит, кряхтит и глазами антрацитовыми всех вокруг рассматривает.
Андрей через плечо жены заглянул и сказал только:
— А чё? Нормально. Теперь у нас в семье мужиков на одного больше будет, чем баб. Да и колер наш белый разбавит кудрями вороными.
А Вовочка, самый до этого младший, за край стола взялся, подтянулся, рассмотрел младшего брата и говорит:
— Вот нам повезло, скажи, пап! У всех цыгане поукрадали разного, а нам так даже Васеньку в подарок оставили!..
И засуетились все разом, задвигались. Начали новому брату жизнь организовывать.
Дальше-то чё рассказывать? Всё как у всех: дети растут, родители стареют. Андрей вот только раз за разом стол в избе в длину наращивал. Как очередной сын или дочка в школу идёт, надо же и ему где-то уроки делать. И делали. И старались. И в доме все всё вместе делали.
Когда однажды в школе на собрании учительница заговорила про трудности переходного возраста, Андрей с Натальей (на родительские-то они всегда вместе ходили) переглянулись и застыдились прям оба, потому что все эти трудности прозевали. Осталось только Васеньку не упустить.
А как его упустишь, если всё как надо? В школе — нарядно. В доме он в свои четырнадцать всю мужицкую работу делает и другим всё помочь норовит.
Спокойно, чинно дочери замуж повыходили и к мужьям умелись. Мальчишки тоже переженились и каждый своим домом жить стал.
Васенька в армии отслужил и к старикам вернулся. Хотел в город ехать, дальше учиться — какой там. Каждое лето полон двор внуков, Васенькиных племянников.
А он ждёт, главно, всех, как принцев заморских. Готовится…
Качели во дворе поставил. А для маленьких песочницу соорудил. В неё же вёдрами с реки песка промытого натаскал. Ближе же к забору, для мелкоты, кому ещё на речку нельзя, бассейн выкопал-обустроил. Туда шлангом с утра воды напускал, чтоб согрелась, чтобы дети носами не шмыгали. А в сельмаге накупил уточек-дельфинчиков, чтоб прям совсем на море было похоже.
Так вся эта орда каждое лето не к деду с бабкой ехать собиралась, а к дядь Васеньке.
А он сядет на корточки у ворот, заросший почти под самые глаза чёрной щетиной, и ждёт. А как увидит очередного племяша или племяшку, каааак раскинет руки во всю ширь, да как полыхнёт улыбкой своей сахарной, так бегут к нему ребятишки сломя голову, трутся, трутся о колючие щёки, а сами в ухо норовят шепнут: «Ты, дядь Васенька, ждал меня?»
Он же целует, целует каждого и обязательно ответит: «Ещё как ждал! Больше всех!..»
Но самое большое счастье вечером случается, когда посуда перемыта, дети накупаны и надо спать идти.
Дети, все до единого затаились и ждут. Встаёт дядь Васенька тогда и говорит громким голосом:
— Нуууу… кто сегодня со мною ночевать на сеновал идёт?..
И тут орут все. Орут, наверное, так, как раньше «ура» на демонстрациях кричали…
Утром уже, рано совсем, бабка Наталья полезет на сеновал, чтоб проверить, не снесла ли какая-нибудь блудливая курица там яйцо, и увидит:
Прямо в середине разостлан огромный такой тулуп и спит на нём совершенно счастливый красивый человек. А вокруг, как цыплята, ребятишки к нему жмутся — к лицу, рукам, ногам. И спяяяят все. Все двенадцать. А чё? У Андрея с Натальей уже одиннадцать внуков народилось…
© Олег Букач

ПРОГНОЗ ПОГОДЫ
Прогноз погоды – это точная наука. Ну. Не совсем точная. Или, если точнее, то совсем не точная. Скажем честно – очень приблизительная. Понаставят приборов столько, что Боже мой. Понатыкают везде и сидят возле компьютеров, гадают. Куда пойдёт этот грозовой фронт. Направо, потому что, там низкое давление или налево? Потому что, туда ветер дует.
Потом приходит начальник и подкидывает монетку.
-Орёл или решка?
Спрашивает он своих подчинённых. И в зависимости от этого даёт прогноз. И не поспоришь. Потому что, наука. Она вещь, точная. Иногда. Ну, в очень сложных случаях. Когда прогноз требуется немедленно и за него отвечать придётся.  В таких всепогодных наблюдательных центрах, где компьютеров больше чем людей, используют особо точные приборы.
Вот и в этом центре были такие приборы. Самый главный назывался – Козя. То есть, был просто козлом. В буквальном смысле этого слова. Выросшем при этом самом центре. Куда его принесли работницы. Приобретя козочку у продавца на базаре. В надежде на козье молоко.
Заместителю начальника и его помощнику было наплевать. Они вообще предпочитали пиво. Поэтому, когда выяснилось, что это не коза, а козёл, они не расстроились. Не расстроились и женщины. Очень уж козёл был добрый и покладистый.
Вторым прибором подрабатывал большой, серый кот. Приблудившийся котёнком точно тогда, когда купили козла. Вот так они и выросли. И стали главными специалистами по предсказанию погоды. В особо проблематичном случае, заместитель тихонько говорил заместителю:
Ну – ка, сходи. Посмотри, что там наш прибор показывает. И объяснял на ухо так, чтобы ни студенты, ни проверяющие не слышали.
-Смотри, что там наш Козя. Как он себя ведёт? А Козя.
Козя, в этот раз смотрел на юго-восток и крутил головой. Тряс бородой и тихонько, тревожно блеял. Большой серый кот сидел рядом и смотрел туда-же.
Вернувшись помощник точно также. На ухо, рассказал заместителю о поведении козла. Заместитель пощёлкал клавишами на клавиатуре компьютера и заявил во всеуслышание.
-Грозовой фронт приближается с юго-востока и к утру здесь будет сильный дождь. С ветром. Порывами резкими, доходящими до урагана. Объявить всем жителям города, что выезжать на машинах нежелательно и вообще… Лучше остаться дома. А людей, находящихся в помещении расположенных ниже нулевого уровня немедленно эвакуировать.
После чего пожинал лавры. Поскольку Козя и кот никогда не ошибались. То есть, вообще никогда. Кормили и охраняли два главных прибора так, будто они были секретной разработкой. А все остальные многомиллиардные системы. Специально придуманные и установленные, чтобы во всех центрах могли сидеть научные сотрудники и многозначительно улыбаться, были не у дел. Вот так.
Но в этот вечер. Помощник заместителя прибежал и отозвал своего начальника в сторону. Козя вёл себя абсолютно неадекватно. Он крутился по часовой стрелке. Отчаянно блеял и так трусил головой, что казалось, она вот-вот отвалится. Кот припал к земле и смотрел, не отрывая взгляда от одной точки на горизонте. Шерсть на его спине стояла дыбом. А глаза были так расширены, что казалось вот-вот выпадут.
Выслушав помощника заместитель начальника выронил из рук стакан с кофе. Тот упал и разбился, залив чистый пол большим кофейным пятном. Но начальник даже не обратил внимание на такой неприятный случай.
Он стоял разинув рот и глаза его полны были ужаса. Вылетев на свежий воздух и подбежав к Козе, он долго стоял и наблюдал за ним. После чего бросился к компьютерам и стал что-то искать. А когда нашел, то трясущимися руками набрал номер телефона начальника. Тот сонно поинтересовался, какого такого его будят ночью.
-Землетрясение!!!
Закричал в трубку заместитель. Толчки будут часов через пять –шесть. Необходимо срочно эвакуировать весь город.
Начальник, суда по звуку из трубки упал с кровати. Он чертыхнулся и совершенно уже не сонным голосом поинтересовался откуда такая информация.
- От козла, ответил заместитель.
-От чего?! Закричал начальник. Какого такого козла? Голосом полным грозы поинтересовался начальник.
-Кози.
Совершенно серьёзно объяснил заместитель и совершенно напрасно. Потому что, после этого ему было предложено собирать манатки и через три дня освободить занимаемое место.
-Я тебе покажу –козёл Козя! Так кричал начальник, что трубку телефона в руках заместителя тряслась. Я тебе покажу эвакуация всего города!
Чтобы духа твоего здесь не было через три дня.
Когда заместитель положил трубку. Помощник подошел к нему и сказал:
- Я вместе с вами уйду. Без вас мне тут делать нечего. И Козю с котом заберём. У меня родители жены в селе живут. Отвезу их туда. Им там хорошо будет.
Начальник вздохнул и посмотрев на помощника заметил:
-Один черт я уже больше тут не работаю.
Он подошел к компьютеру и снова проверил показания приборов. Они явно показывали что-то такое странное. И именно там, куда смотрел кот.
Бывший заместитель поднял трубку и посмотрел на помощника.
На той стороне ответили. Это был главный кризисный центр.
-Позовите начальника. Дело срочное. Сказал бывший заместитель.
Срочно позовите. Через пару часов будет поздно.
Начальник взял трубку.
-Ну что там у вас, спросил он. И тяжело вздохнул. Эти дилетанты с периферии давно достали его своими проектами и предположениями, а на экранах компьютеров… Ряд приборов взбесился и объяснения этому явлению найти было совершенно невозможно.
-Тут такое дело, начал бывший заместитель. У нас живёт козёл по имени Козя.
И он подробно и не спеша, объяснил всё про Козю и серого кота. А потом рассказал об их поведении.
Начальник кризисного центра слушал сперва с недоверием и усмешкой, а потом. Со всё возрастающим вниманием.
-Всем молчать, крикнул он и в зале, наполненном людьми и компьютерами наступила полная тишина.
-Куда говоришь, смотрит кот? Переспросил он. Ага, на северо-запад. И Козя крутится по часовой? И бородой трясёт сильно? И блеет жалобно? Всё понятно.
Сотрудники смотрели на своего начальника раскрыв рты. Они не понимали ни одного слова. Но не это было важно. А важно было выражение его лица. Совершенно серьёзное, напряженное и сосредоточенное.
-Ты правильно поступил. Сказал он бывшему заместителю наблюдательного центра. Молодец. Ты, кстати, где работаешь?
-А теперь нигде. Усмехнулся в трубку бывший заместитель. И мой помощник, кстати, тоже.
-Ну и замечательно, подвёл итог начальник кризисного центра. Мне как-раз очень нужны толковые работники. Так –что, собирай манатки, и чтобы под утро были тут как штык. Работы предвидится много.
Да, и кстати. Не забудьте взять с собой Козю и кота. Проще говоря, захватите с собой все свои самые главные приборы. Такие сотрудники – специалисты, в точных предсказаниях, нам ну просто позарез.
-Объявляем экстренную ситуацию! Закричал он. Полная эвакуация города и прилегающих посёлков.
Утром прошло несколько толчков. Сильных. Были разрушены многие здания. А пострадавших не было.
Бывший заместитель теперь работает опять заместителем. Но уже начальника кризисного центра. А его помощник защитил диссертацию по теме – “Вероятности предсказания погоды”,  и получил место начальника отдела в том-же кризисном центре. Короче, всё хорошо.
А Козя и серый кот живут при кризисном центре. В небольшой пристройке и успели. Стать любимцами всего женского персонала. Смотрят за ними ещё лучше и отбоя от любителей погладить, нет. А тут, как –раз по случаю женский коллектив на базаре…
Не догадываетесь, дамы и господа? Ну, правильно. Купили у одного мужика козочку. В надежде на козье молоко и козлят. Так что, у Кози прибавилось забот. Обучать нового сотрудника премудростям науки о погоде.
И не улыбайтесь. Что вы понимаете в точных науках, честное слово? А предсказание погоды, самая что ни на есть точная наука.
Ну, конечно, если у вас тоже есть такой Козя и его верный друг, серый кот.
ОЛЕГ БОНДАРЕНКО

ОБ ИСКУССТВЕ И ЖИЗНИ...
Когда Люся сделала ремонт в своей крохотной полуторке и переставила мебель, выяснилось, что стена в комнате пустовата.
Что-то просто просилось быть повешенным на эту стену.
И Люся поняла, что именно и где это найти.
По выходным художники оккупировали сквер.
И Люся нашла то, что надо.
На картинах у солидного дядьки красивые девушки вбегали в пенные волны, выглядывали из-за белоствольных берез, лежали, жарко раскинувшись, в разнотравье, глядя на зрителя со скромным лукавством.
Смущало то, что девушки были голыми, а та, что вся в лютиках и васильках, напоминала хрестоматийные строки: «под насыпью, во рву некошеном, лежит и смотрит, как живая».
– Вы пишете портреты, в одежде? – спросила Люся.
– А то! – сказал художник.
– Сколько стоит портрет?
Художник ответил. Люся про себя ахнула, но не отступила:
– А с котиком на руках можно?
– Хоть с крокодилом, но придётся доплатить.
Договорились.
Художник пришёл вовремя, но не с кистями, красками и мольбертом, а с дешёвой «мыльницей».
– Все так делают. Вот Никас Сафронов – страшные тысячи за портрет берёт, а тоже по фотографиям, – объяснил художник. – Давайте пожелания.
– Знаете, – сказала Люся, – я бы хотела быть на портрете помоложе. Немножко. Покрасивее. В голубом платье. Потом волосы, у меня, видите ли, аллергия на любую краску, а всегда хотелось быть с такой рыжинкой. Ну, вы понимаете?
– Чего тут не понять, – сказал художник. – Все хотят, чтоб с рыжинкой. Идите, переодевайтесь. И кота берите.
Люся замялась:
– Платье я не купила, не успела, вы платье как-нибудь сами, пожалуйста. А котик у меня такой, знаете, своеобразный. Пушок! Пушок!
Художник только крякнул, увидев Пушка, подобранного в младенчестве и за два года превратившегося из трогательного, жалобно мяукающего комочка в наглую, бесчувственную и прожорливую скотину, причём все эти качества явственно читались на шкодливой морде. Но Люся его нежно любила.
– Котика тоже подправим, – решительно сказал художник.
Нафотографировал Люсю и кота, и ушёл с авансом.
Не исчез, не обманул, через неделю принес портрет.
Тётки из Люсиной бухгалтерии, пришедшие оценить и ремонт, и портрет, проглотили свои раздвоенные языки.
С портрета со скромным лукавством глядела сидевшая в кресле молодая красивая женщина с рыжеватыми волосами, в открытом голубом платье, немножко похожая на Люсю, а на коленях у неё развалился огромный рыжий кот чрезвычайно умильного вида.
Но было на портрете кое-что ещё, от чего заткнулась даже главная кобра Кира Семёновна.
На картине рядом с креслом был дверной проем в прихожую, и художник нарисовал в этой прихожей вешалку,
на которой висели мужской плащ, мужская куртка и черная мужская шляпа..................
Это был очень хороший художник.
©Наталья Волнистая

А ДАВАЙ МЫ С ТОБОЙ ПОЕДЕМ КУДА-НИБУДЬ КУТИТЬ!
- А давай мы с тобой поедем куда-нибудь кутить, - сказала ей мама, а она подумала, что ослышалась.
Она уже выплакала все слёзы с тех пор, когда случайно увидела в маминой квартире бумажку с мудрёным маминым диагнозом. Холодея, на всякий случай загуглила. Хотя и так уже понимала, что диагноз – приговор. У неё родители – врачи. Она выросла среди медицинских терминов и обсуждений способов лечения.
С трясущимися руками пошла к маме на кухню. Мама не выглядела больной и не выглядела слабой. Мама резала ей салат, потому что у дочки очередной этап похудения, а есть что-то ж надо. Мама не стала опираться. Да, кивнула головой. Собиралась сказать. Это ж бессимптомно пока. Зачем раньше времени пугать? Все мы смертны. Тебе ли не знать? Ты же дочка врачей.
И тогда она начала рыдать и не могла остановиться. Мама таки испугалась. Ну что ты меня раньше времени хоронишь-то? У меня точно есть пару лет. Я ж старая уже, в моём возрасте и хорошие, и плохие процессы проходят гораздо медленнее.
Мама не была старой. Лёгкая, подвижная, худенькая – и очень красивая. Она никогда не задумывалась о мамином возрасте.
И тогда мама сказала: а давай мы с тобой поедем куда-нибудь кутить. В смысле? Куда? Зачем? А лечиться?
Лечиться мама не захотела. Как это никакой гарантии? – спрашивала она у неё. И нет шансов, отвечала мама. Поэтому давай лучше забудем об этой дурацкой истории и слетаем, например, в Париж.
И они полетели. И там уже решили, что мама слишком много времени провела в больничных палатах, чтобы опять туда вернуться. Да-да, поддерживающая терапия обязательно, - послушно кивала головой в такт её словам послушная мама. А всё остальное – помоги мне прожить оставшееся время красиво. У меня на красоту никогда раньше не было времени...
Если кому рассказать, сочтут сумасшедшими. Где-то так оно и было. Они таки кутили в Париже. Пили вино, ходили в варьете, один раз сыграли в казино и еле оттуда унесли ноги – за мамой приударил немолодой турок и уже начал было договариваться о свидании. Мама хохотала и соглашалась, а дочка тянула её за руку – мама, ну не до такой же степени, ты ещё тут замуж выйдешь.
Знаешь, - сказала мама позже, как они вернулись, - а я ещё никогда так не радовалась. Никогда. Всё бежала куда-то, суетилась, с твоим папой по-глупому развелись. И подытожила: по-дурацки жила. Ты только так не делай, ладно?
Она не соглашалась, спорила. Ну почему по-дурацки? Обычная жизнь, нормальная. Ты что, мама, никогда счастливой не была? Не была. Как это? А я? А любовь? А вот это вот всё – она растерянно разводила руками.
А что всё? – спросила мама. Вот эта смена эпох и моё поколение, выброшенное за борт? Жалкие деньги за круглосуточное впахивание? Унижение перед каждым, кто может платить? Бег по кругу. Где счастье-то?
И она решила не спорить и не обижаться. А просто пошла к подруге в туристическое бюро и купила поездку в Стамбул. Мама, а вдруг встретим твоего турка, - сказала, протягивая билеты на самолёт. Мама рассмеялась: вот зря телефонами не обменялись, стильный мужчина всё-таки.
В Стамбуле гуляли, она планировала недолгие прогулки. Мама уже начала заметно уставать. Она смотрела на маму с тревогой. Та улыбалась: не бойся, я всё про это знаю.
Они заходили в кафешки, пили турецкий чай из стаканов тонкого стекла, ели пахлаву с фисташками. Надо же, удивлялась мама, никогда не думала, что это так вкусно, даже в голову не приходило покупать себе пахлаву.
Покупать себе и вправду маме в голову не приходило. Ну, как-то не принято было в их окружении себя баловать и обращать внимание на свои желания. Как-то несерьёзно потакать собственным слабостям. Она помнит, родители именно так и говорили. И смеялись над ней, когда она, 13-летняя, заработала свои первые деньги - целую неделю торговала у соседа на лотке, - у соседа эти деньги и оставила. Купила небольшую вазу из чешского хрусталя. Чтобы редкие цветы в их доме стояли не в банке из-под огурцов, а в хрустале.
Это потом, позже, когда выросла, поняла, что дюжина хрустальных рюмок в серванте – это не про мещанство, а про красоту.
Родители жили духовно, но бедно. И когда развалилась страна, посыпалось всё. Их брак в первую очередь. А потом закончились деньги. А потом появилась частная медицина и маму позвали туда работать. И мама уже молчала про вечные ценности. И всё было хорошо. Жили, как умели. Неплохо, в общем-то.
Пока она не нашла эту бумажку в маминой квартире. И пока мама не запретила упоминать в разговорах и свой диагноз, и своё состояние.
Она смотрела в мамины глаза – яркие, весёлые, - и осознавала, что вот только сейчас, на краю жизни практически, мама вдруг стала спокойной и умиротворённой. Наконец-то сумевшей жить здесь и сейчас. Не тосковать по прошлому и не предаваться напрасным мечтам. Неужели ценность жизни можно узнать лишь на её излёте?
- А давай мы с тобой улетим на море! Например, в Испанию. Вот я никогда не была в Испании. Да и ты, кажется, там не была.
Вот как сказать маме, что солнце – не её случай. Не может же она элементарного не осознавать? А ты хочешь, чтобы я забралась в кровать и слилась с простынями? Нет уж, не дождётесь.
Через две недели после испанского моря мама ушла. Тихо, даже не разбудив её. Она уже перебралась в мамину квартиру и спала в соседней комнате на раскладном диване. И утром, зайдя в мамину спальню, первым делом распахнула тяжёлые шторы. И обернулась, чтобы увидеть, что мамы нет.
А ещё через неделю она отнесла розы на кладбище вместе с вазой из чешского хрусталя - той самой, из детства. Почему-то обняла деревянный крест и прошептала туда, где он был закопан: мам, ну как ты? Там, у вас, тоже есть свои Париж и Испания? И турецкий крепкий чай с пахлавой? Ты только смотри осторожнее с казино – у тебя ж мало опыта, тебя любые ангелы-крупье обманут, не кути там сильно, а так, в меру.
И, улыбнувшись, помахала маме ладошкой.
Когда уходят – надо помахать ладошкой. Потому что на большие расстояния слова не всегда долетают.
©Зоя Казанжи

Любовь Н.

Галина, просто замечательно...
Много лет назад мне одна женщана рассказывая про свою жизнь, про своего мужа сказала... Вот он такой, ну такой невыносимый. Так меня обидел. Я в таком зле, отчаянии, закрыла глаза, думаю НУ, ВСЕ, Я СЕЙЧАС ЕГО УБЬЮ!!!... Открываю глаза, а он сидит, смотрит на меня... А говорю, ЧТО ВАНЮШ, ПОЙДЕМ ПИТЬ ЧАЙ?!?